|

Россия и наднациональное сетевое федеративное сообщество

1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (No Ratings Yet)
Загрузка...

Метки: , , , , ,

Все чаще в России ставится вопрос о дальнейшей судьбе федерации. Кризис федеративных отношений многим дает основание выдвигать требование о преобразовании страны в унитарную республику. Сторонники унификации утверждают, что периоды наибольшего величия России сопряжены с унитарной формой государственного устройства. Однако история свидетельствует обратное: Российская империя и СССР не были классическими унитарными государствами.

В имперской России автономия была формой эффективного управления таких национальных окраин как Финляндия, Польша, Прибалтика, Бессарабия, Левобережная Украина, Грузия, Финляндия, Хива, Бухара. Самодержавие осознавало, что нельзя одинаково «управлять одними и теми же способами и учреждениями туркменами и великороссами, сибирскими кочевниками и кавказскими племенами, кокандцами и немцами, Финляндией и Польшей»1. Степень «автономности» отдельных регионов, да и сама форма самоуправления сильно разнилась: протекторат над Бухарским эмиратом и Хивинским ханством2, автономия Польши и Финляндии (рядом русских исследователей, а также польскими и финскими правоведами статус Польши и Финляндии в Российской Империи после 1815 года определялся как личная уния3), особый статус имели Урянхайский край, Остзейский край, Бессарабская область, Туркестанский край и др.4

Элементы автономии при управлении национальными окраинами нельзя представлять как федеративную форму государственного управления. Российская Империя оставалась унитарным государством. Однако нельзя игнорировать и элементы федерализма.

СССР, сформировавшись как конфедерация, со временем трансформировался в федеративное государство. В период с 1918 года по 1922 год «отношения между советскими республиками в значительной мере носили конфедеративный характер»5. При этом в состав конфедерации входили две федерации – РСФСР и ЗСФСР. Начиная с 1922 года, союзные отношения начинают трансформироваться в федеративные. «Сталинская» конституция СССР 1936-го года формально закрепила завершение процесса трансформации в федерацию.

Выхолащивание содержания института автономии Российской империи и федеральных отношений в СССР являлось проявлением структурного кризиса государственности, сопряженного с временным укреплением правящего режима. Излишняя централизация власти и неоправданная унификация системы государственного управления подрывали устои государства, провоцируя кризисы (революция 1905-1907, 1917 годов, «брежневский застой»), и отторжение национальных окраин (Польша и Финляндия в начале ХХ века, республики СССР в конце ХХ века).

В начале XXI века начал реализоваться курс, направленный на укрепление вертикали власти. Этот курс привел к деформации федеральной системы: являясь формально федерацией, де-факто Россия представляет собой унитарное государство. При этом курс не искоренил то общественное явление, которое было использовано как оправдание его реализации – сепаратизм. Проблема сепаратизма на Северном Кавказе вошла в новую стадию: на фоне нерешенной проблемы чечено-ингушского сепаратизма начинает разыгрываться адыгский вопрос.

Федеративная структура является слабоиерархической структурой, которая на ранних этапах становления не дает видимых результатов и требует значительных ресурсов. Процессам становления федеративных отношений в 90-ых годах ХХ века не дана надлежащая историческая оценка. Поглощение значительных сил и средств во время формирования эффективной государственности был преподнесен как сепаратизм, как «парад суверенитетов». Потребляя значительное количество сил и средств на стадии становления, федеративная система в перспективе функционирование бывает сравнительно стабильно и не требует значительных затрат вследствие эффективных механизмов самоорганизации. Жесткая вертикаль власти, то есть жесткоиерархическая система управления, не эффективна в качестве долговременной стратегии, так как требует значительного ресурсного обеспечения для функционирования, хотя и нетребовательна на стадии становления.

В теории права выработана система признаков, характеризующих федеративное устройство. Однако наиболее существенным различием является политическая и правовая возможность участия регионов в принятии и реализации общегосударственных вопросов. Федеративное устройство предполагает «равновесие федеральной и местных властей, при котором федерированные части сохраняют особое, своеобразное самостоятельное участие в правительственной организации общефедерального суверенитета»6. Это предполагает, что в федеративном государстве, в отличие от унитарного государства, существует двойственность источника выработки государственной воли7. В федеративном государстве «общая воля» вырабатывается как из двух источников: из сочетания волеизъявления всех граждан, с одной стороны, и субъектов федерации – с другой.

Действующее российское законодательство не содержит институциональных инструментов, благодаря которым субъект федерации мог бы участвовать в формировании общегосударственной воли (жесткие требования к созданию политических партий, отмена выборов руководителей субъектов, «реформа» Совета Федерации, искусственно заниженный удельный вес налогов в региональный бюджет и т.д.).

Преподносимый как панацея от распада России курс укрепления вертикали власти не смог устранить истоки этой угрозы. Основная причина провала курса укрепления вертикали власти – его несоответствие с тенденциями развития государства как социально-политического института. Усложнение системы общественных осложнений сформировало потребность в многоуровневом управлении. Система многоуровневого управления предполагает вертикальное и горизонтальное перераспределение полномочий. Вертикальное перераспределение предполагает передачу суверенных прав на наднациональный (международные организации) и субнациональный уровни (гражданское общество), тогда как горизонтальное перераспределение – региональным и муниципальным органам власти.

Эти два вектора перераспределения можно объединить одним термином – федерализм. Федерализм – понятие гораздо более широкое и емкое чем термин «федерация». Смысловая нагрузка понятия «федерализм» не ограничивается только измерением государственной сферы, а охватывает всю общественную систему целиком: федерализм может существовать и без федерации8. Свое воплощение федерализм находит не только в государственных, но и в общественных институтах: профсоюзах, корпорациях, общественных движениях и организациях и т.д.

Как форма системы многоуровневого управления федерализм предполагает наличие различных центров публичной и государственной власти. Федерализм – предполагает децентрализацию публичной и государственной власти по вертикали, причем без потери управляемости и контроля со стороны центра9.

Федерализм сочетает в себе как интеграционные функции, так и функции децентрализации. Функции централизации направлены на обеспечение целостности и стабильности многосоставного общества, интеграции его структурных элементов в различных сферах общественной жизни. Функции децентрализации выражаются в оптимизации управления, минимизации или нейтрализации сепаратистских тенденций, снижении степени интенсивности или урегулировании социальных конфликтов, политической социализации населения региона и т.д.10

Федерализм является стержневым механизмом повышения конкурентоспособности в условиях усиления борьбы за ресурсы и роста технологического разрыва. Отдельные социальные группы, государства, цивилизации стимулируют федерализацию отношений, в которых они задействованы. Демократизация и развитие гражданского общества с одной стороны, а также расширение полномочий международных организаций, с другой стороны, – это проявление федерализации соответственно на национальном и наднациональном уровнях.

Основной двигатель федерализации – это ужесточение международной борьбы за ресурсы. Национальное государство оказывается не способным обеспечить долгосрочное процветание в одиночку. «Холодная война» и последующий за ней период свидетельствуют о том, что основными игроками на политической сцене являются группы государств, принадлежащих к определенной цивилизации. Если создание национального государства диктовалось системой промышленного производства, то в эпоху глобализации формирование наднациональных сетевых федеративных сообществ диктуется потребностью постиндустриального производства.

Збигнев Бзежинский, сторонник сохранения статуса США как монопольной сверхдержавы, все же констатирует, что в перспективе основными международными игроками могут выступать только группы государств11. Установление тесных долгосрочных отношений между различными государствами предполагает формирование доверительных публичных отношений между двумя (и более) социумами. В результате возникает потребность в унификации политико-правовых национальных систем. Процесс унификации политико-правовых национальных систем предполагает:

— цивилизационное единство данных государств, что актуализирует хантингтоновский тезис о «столкновении цивилизаций»;

— создание прозрачной системы государственного управления, что невозможно без демократизации.

Яркий пример демонстрирует история вступления пост социалистических республик в Европейский Союз. Вступление стран Восточной Европы в панъевропейскую структуру стало возможным как благодаря цивилизационному единству (христианская цивилизация), так и резкой демократизации региона, последовавшей после распада СССР. Демократизация выступила необходимым фактором повышения международной конкурентоспособности стран Восточной Европы.

В работах посвященных проблемам государственности, все чаще можно столкнуться с термином «несостоявшееся государство» (failed state). Статус «несостоявшихся» имеют десятки стран Африки, Азии и Латинской Америки, являющиеся источниками нестабильности и де-факто находящиеся под внешним управлением. Под «несостоявшимся государством» понимается «номинально суверенное государство, которое не может дальше поддерживать свое существование как жизнеспособная политическая и экономическая единица. Это государство, становящееся неуправляемым и недостаточно легитимным в глазах международного сообщества»12. В условиях глобализации под «несостоявшимся государством» начинают понимать также государство, которое «либо не может построить свою связность с процессами глобализации, либо сознательно тормозит развитие такой связности, чтобы сохранять жесткий политический контроль над своим населением»13. Иными словами, «несостоявшееся государство» неспособно поддерживать процессы демократизации (на национальном уровне) и региональной интеграции (на наднациональном уровне), то есть неспособно обеспечить федерализацию.

Не случайно, что в ежегодных экспертных рейтингах «несостоявшихся государств» (failed states index), проводимых журналом «foreign policy» и общественной организацией «the fund for peace», Российская Федерация традиционно относится к группе стран с уровнем стабильности ниже среднего – опасный уровень рисков. В 2010 году России присвоили 80 позицию. Перечислим показатели, по которым осуществляется рейтинг и оценки, которые были присвоены России в 2010 году14:

— уровень демографического давления: 6,7;

— уровень миграции беженцев и/или перемещенных лиц: 5,4;

— наличие недовольных и мстительно настроенных групп: 7,1;

— устойчивая и перманентная эмиграции из страны: 6,0;

-неравномерность экономического развития: 7,9;

— уровень экономической нестабильности: 5,1;

— уровень делегитимизации и криминализации госструктур: 8,1;

— наличие и качество общественных услуг: 5,5;

— уровень нарушений прав человека: 8,0;

— уровень влияния аппарата госбезопасности в качестве «государства в государстве»: 6,8;

— уровень влияния групповых и/или клановых элит: 7,6.

— степень вмешательства других государств/внешних субъектов: 4,8.

Таким образом, наиболее негативные оценки даны по критериям, связанными с процессами демократизации (делегитимизация и криминализация госструктур, нарушения прав человека, влияние групповых и/или клановых элит), а также по показателю неравномерности экономического развития, что подразумевает неэффективность мер федерального правительства по выравниванию социально-экономического состояния субъектов федерации.

По критерию делегитимизации и криминализации госструктур Россия получила такую же оценку как Ангола и Соломоновы острова, по показателю нарушения прав человека – как Кения и Йемен, по показателю влияния групп и кланов – как Эритрея и Конго. Следует задуматься, так как все эти страны отнесены к группе государств с высоким уровнем нестабильности – критический уровень рисков. Россия не попала в эту группу лишь благодаря показателям «уровень демографического давления» и «степень вмешательства других государств/внешних субъектов». То есть низкая рождаемость (на фоне высокой смертности) и советское ядерное наследие являются факторами, которые создают некий «люфт безопасности».

Помимо цивилизационной идентичности и демократизации формирование наднациональных сетевых федеративных структур предполагает наличие нравственно-идеологического императива. Например, мессианская идея в США и Израиле, идея прав человека в ЕС, идея историко-культурного единства Британии со странами Британского содружества, идея священного «срединного царства» в Китае.

К сожалению, в России чувствуется идеологический вакуум. Традиционно российская государственность выстраивалась вокруг тезиса «Москва – Третий Рим» («Москва – новый Царьград»), выдвинутого монахом Филофеем еще в XIV веке. Московское княжество, Российская империя и СССР придерживались мессианской идеи о построении идеалистически справедливого общества («царство божье» и коммунизм). Современная же Россия дистанцируется от исторически заложенной идеи государственного мессианства, восприняв внешние атрибуты западноевропейского государства.

Федерализм в совокупности с идейным императивом являются двумя столпами формирования основных игроков на международной арене XXI века. Рассмотрим, как этот тандем проявляется у основных игроков современной политической системы.

Административно-территориальное устройство США включает три уровня власти: федеральный, региональный (власти штатов) и местный (графства и города). Традиционно США представляется как федеративный союз пятидесяти штатов. Однако в состав США входят не только штаты. Суверенная власть США распространяется также территории, которые в совокупности образуют наднациональную сетевую федеративную структуру. Речь идет о следующих территориях: территории со статусом «свободной ассоциации с США» (Федеративные Штаты Микронезии, Республика Маршалловы Острова, остров Гуам, Пуэрто-Рико), Американские Виргинские острова (автономная территория США, находится под прямым управлением), Восточное Самоа (статус неорганизованной и не включенной в состав территории – unorganized and unincorporated territory, находится под прямым управлением), Мидуэй (атолл имеет статус национального заповедника США под управлением службы рыбных ресурсов и дикой природы США, а также является территорией под надзором Министерства Внутренних Дел США), Уэйк в Тихом океане (статус территории под надзором Министерства Внутренних Дел США) и т.д.

Эти территории признаны самоуправляющимися, но при этом в большинстве своем находятся под властью Конгресса США. Население перечисленных территорий в разной степени инкорпорировано в процесс формирования федеральных органов государственной власти США.

Примечательно, что руководители самоуправляющихся территорий, наряду с губернаторами штатов входят в состав Национальной ассоциации губернаторов, существующей с 1908 года. На ассоциацию возлагаются две задачи: во-первых, воздействие на федеральную власть в целях учёта в её решениях интересов штатов и территорий, и, во-вторых, претворение в жизнь общенациональной политики15.

Что же касается мессианского предназначения: как население, так и политическая элита США разделяют тезис об особой роли Америки в распространении свободы и демократии. Несмотря на светский характер этой роли в ее основе лежат идеи протестантской этики. Сами США представляются как «Civitas Dei», который строился и строится американцами. Конечно, внутреннюю и внешнюю политику США определяет вовсе не только религия, но и ее не стоит сбрасывать со счетов.

Несмотря на то, что Государство Израиль не является федеративным государством, федерализация публичных отношений является доминирующим фактором. При этом мессианская идея возложена в саму основу израильской государственности.

Идея государства Израиль восходит к идее о Третьем Храме, под которым понимают восстановленное еврейское государство. Отсюда выводится и историческая преемственность: современный Израиль является преемником древнего еврейского государства (Первого Храма), что обязывает его быть государством-Машиахом. При этом обязанностью каждого еврея является борьба за Третий Храм, что создает особые («союзнические») отношения между Государством Израиль и еврейскими диаспорами в иных странах (то есть израильская государственность носит сетевой характер, распространяясь за рамки государственной территории). Одной из форм проявления мессианского предназначения государства Израиль понимается трансформация государства как политического института. Ортодоксами израильская государственность понимается как «пилотный проект».

Следует отметить, что при учреждении в ХХ веке государств повсеместно принимались конституции как отдельный правовой акт, имеющий высшую силу. Однако в Израиле нет формальной конституции. Роль конституции выполняют Основные законы Израиля, Декларация независимости, а также принципы, заложенные в наследии еврейского народа. Включение Торы и Талмуда в состав законодательства (напомним, что в тексте Декларации независимости Государства Израиль отмечается, что «Оно будет зиждиться на основах свободы, справедливости и мира, в соответствии с идеалами еврейских пророков»), недостаточное закрепление еврейского характера государства, определение границ суверенной национальной территории – эти вопросы вызывают острую дискуссию в стране, которая не завершена и по сей день.

Сетевой характер Государства Израиль обусловлен тем, что оно основано на концепции этнического национализма, то есть – это государство еврейского народа, государство евреев вне зависимости от наличия иностранного гражданства, вне зависимости от места проживания. В этом контексте Израиль выступает как составная часть сетевой структуры, звенья которой выведении за пределы национальной территории.

К сетевой структуре Государство Израиль был предрасположен как в силу особой базисной идеи этого государства, так и в силу истории переселения евреев в Палестину в ХХ веке. В процессе переселения евреи формировали различные центры, имеющими сложную систему взаимоотношений между собой. Выбор Израилем системы парламентской республики с «номинальным» президентом является отголоском догосударственного периода. Не случайно, что за период своего существования в Кнессете ни одна партия не набрала абсолютное (более 60 мандатов) большинство. Как следствие правительства Израиля сплошь являются коалиционными. Коалиционный характер правления в Израиле является следствием как высокой степени федерализма публичных отношений в стране, так и сетевой структуры израильского общества.

Европейский Союз является наиболее институциализированным региональным объединением. Конституции государств-членов Европейского Союза содержат добровольные ограничения суверенитета в пользу Европейского Союза. Некоторые европейские государства (Франция, Италия, ФРГ) предусмотрели возможность уступки полномочий международным организациям еще до создания Общего рынка при выработке своих основных законов. Другие государства приняли поправки к своим основным законам при вступлении в Общий рынок или позднее: Нидерланды и Люксембург ввели поправки в 1956 году, Бельгия – в 1970 году, Ирландия – в 1972 году, Португалия – в 1982 году и т.д. Дания, Греция и Испания предусмотрели возможность передачи части своих полномочий при принятии новых конституций.

Процессы межгосударственного сотрудничества и формирования наднациональных структур между европейскими странам часто обозначают термином «европейской интеграции» («евроинтеграция»). Согласно преамбуле Договора о Европейском Союзе, подписанного в городе Маастрихт 7 февраля 1992 года , учреждение Европейского Союза есть этап европейской интеграции, открытый учреждением Европейских сообществ16.

Методологически наиболее полно сущность процессов европейской интеграции раскрыли неофункционалисты. Они под этим явлением понимали «процесс, посредством которого лояльность политических акторов нескольких национальных образований смещается в сторону нового наднационального центра принятия решений, который становится центром политической активности. Конечным результатом процесса политической интеграции является новое политическое сообщество»17.

Европейская интеграция – это процесс формирования наднационального сетевого федеративного сообщества, основанного на принципе гибкости и характеризующегося наличием единой надгосударственной системой власти, основанной на учредительной воле; наличием наднациональной системы права и наднациональным гражданством; разделением властей между наднациональными структурами добровольным ограничением суверенной государственной власти в пользу наднационального образования.

Ряд исследователей утверждают, что ЕС является конфедеративным союзом: «По степени интеграции ЕС приближается к конфедеративной форме правового устройства регионального объединения. Развитие Европейского союза идет по пути увеличения количества полномочий центральных органов европейского интеграционного объединения в сферах внешней политики и экономики, а также развития элементов надгосударственности»18.

Необходимо однако учитывать, что идея создания европейской федерации – это конечная цель проекта Мишеля Дебре 1949 года и Ассамблеи ad hoc 1953 года под председательством Поля Анри Спаака19, теоретические постулаты которых и легли в основу европейской интеграции. Основная идея заключалась в использовании послевоенного «потенциала перемен», чтобы создать федеративную Европу20.

На наш взгляд, Европейский Союз нельзя считать классической конфедерацией. «Определяющей характеристикой конфедерации является то, что ассоциированные в ней государства (associated states) в полном объеме сохраняют свою суверенную власть»21, что не всегда соблюдается в ЕС. Дело в специфике наднациональности (надгосударственности) Европейского Союза. Как справедливо замечает О.М. Мещерякова, под наднациональностью в Европейском Союзе следует понимать наделение институтов Союза полномочиями принимать решения в рамках переданных ему согласно учредительным договорам полномочий22.

Учитывая особенности функционирования наднациональных структур ЕС, а также распределения полномочий между Союзом и странами-участниками некоторые исследователи утверждают, что ЕС – это конфедерация с элементами федерации23. Якобы такая правовая конструкция отражает специфику нормативного регулирования компетенции ЕС и обеспечения суверенной власти стран-участников. Наиболее четко элементы федерации проявляют себя в вопросах общеевропейского гражданства, антимонопольного регулирования, внешней и оборонной политике. Достижения ЕС в этой области не позволяют говорить о ней как о конфедерации. На наш взгляд, организационно-правовую форму ЕС можно определить как наднациональное сетевое федеративное сообщество государств.

Великобритания сильно подвержена федерализации. Создание в Великобритании Шотландского парламента и Ассамблеи Уэльса стало значимым событием в разворачивающемся процессе федерализации в стране. Для Шотландии предусмотрена столь широкая система выборного местного самоуправления, что «это позволяет сегодня говорить о Великобритании чуть ли как не о федерации»24. Федерализация Великобритании имеет не только внутриполитический оттенок, но и касается внешнеполитических приоритетов этой страны. Речь идет о Содружестве наций. В первой половине ХХ века Британская империя трансформировалась в наднациональное сетевое федеративное сообщество, получившее название Содружество наций.

Содружество наций является крупнейшей после ООН организацией. Примечательно, что слово «содружество» стала употребляться в конце XIX века в качестве альтернативы слова «империя». Словосочетание «Содружество наций» впервые употребил в 1884 году лорд Розбери, признав Австралию государством, а вместе с тем отметив необходимость сохранения Британской империи в формате Содружества наций.

Обратимся к докладу А.Дж. Бальфура, положения которого были одобрены на Имперской конференции 1926 года. В своем докладе А.Дж. Бальфур отмечал, что Великобритания и доминионы «суть автономные государственные единицы внутри Британской империи, равные по статусу, ни в каком отношении не подчиненные одна другой в каком бы то ни было смысле в их внутренних и иностранных делах, хотя и объединенные общим подданством короне и свободно объединившиеся в качестве членов британского Содружества наций». Этот тезис лег в основу Вестминстерского статута от 11 декабря 1931, который является правовой базой Британского содружества наций.

Сегодня Содружество наций позиционируется исключительно как объединение демократических стран разделяющих британское культурное наследство. При этом Содружество наций представляет собой структуру с несколькими центрами силы – начиная с третьей четверти ХХ века Великобритания постепенно теряла монопольное положение в организации.

Четкие тенденции к федерализации можно увидеть в Китайской Народной Республики. Важнейшим приоритетом Китая является мирное воссоединение страны – возвращение в состав государства Гонконга (Сянгана), Макао (Аомыня) и Тайваня. Гонконг уже возвращен под юрисдикцию КНР на основе принципа «одно государство – две системы».

Китайскими исследователями предлагается проект по федерализации, который позволит соединить материковую и нематериковую части Китая в составе единого сообщества. Предполагается, что в Китайской федерации особые административные районы, национальные автономные районы и провинция станут ее равноправными субъектами25.

С точки зрения формирования власти принцип «одно государство, две системы» предполагает, что Китай не будет распространять свой политический строй и правовые институты на особые административные районы, а последние, местные строй и правовые институты на территории материкового Китая. С правовой точки зрения этот принцип означает, что на территориях особых административных районов, которыми являются Гонконг, Макао и Тайвань, не действуют некоторые принципы Конституции КНР (например, принцип демократического централизма и принцип руководства Коммунистической партии Китая). Правовую основу для продвижения принципа «одно государство, две системы» составляет статья 31 Конституции КНР, которая предоставляет органам власти создавать особые административные районы. Таким образом, даже в Китае, где исторически сложилась многовековая традиция сильной центральной власти, можно наблюдать элементы становления наднационального федеративного сообщества. Интеграцию материкового Китая с Гонконгом, Макао и Тайванем на базе принципа «одно государство, две системы» нельзя считать процессом становления федерации в классическом понимании, а конфедерация неприемлема для Китая.

Появление федеративного «Большого Китая», который соединит в себе возможности КНР (гигантский внутренний рынок, трудовые ресурсы, оснащенную и многочисленную армию), Тайваня (капиталы и технологии Гонконга и Макао (торговые пути), будет означать явление новой экономической супердержавы, которая будет доминировать во второй половине XXI века. Таким образом федерализация является долгосрочным стратегическим курсом политической элиты Китая, которая надеется посредством этого укрепить конкурентные преимущества страны в международной борьбе.

После распада СССР политическим руководством России предпринимаются меры по созданию региональных структур. Результативность этих шагов оставляет желать лучшего. Интеграция в рамках Союзного государства с Беларусью в 2010 году из-за значительных осложнений в отношениях Российской Федерации и Республики Беларусь, разногласий между главами государств, практически остановилась. Примечательно, что сама идея о создании союза исходила не от Кремля. Идея Союза (вплоть до мягкой федерации) принадлежит Александру Лукашенко. И если белорусское предложение нашло свое воплощение в Союзном государстве, то предложение Нурсултана Назарбаева 1994 года о создании конфедеративного Евразийского Союза не нашло отзыва у российских политических кругов. Отголосками этого предложения являются Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), а также Таможенный союз Республики Беларусь, Республики Казахстан и Российской Федерации.

Белорусская и казахстанская инициативы не связаны с процессом федерализации, хотя и нацелены на повышение международной конкурентоспособности. Беларусь и Казахстан, экономические темпы развития которых для стран СНГ являются впечатляющими, предрасположены к созданию единого рынка. При этом Казахстан, с его незначительным 16 миллионным населением (в котором этнические казахи составляют чуть более 60%), оказывается зажатым в клешнях Китая и радикального ислама. Проблематично противостоять миллиардному Китаю и исламской угрозе при дести миллионах титульной нации.

Непродуктивность предложений Минска и Астаны связана с тем, что эти страны не готовы к федерализации на национальном уровне. Централизованная система государственной власти в Беларуси и Казахстане не способствует формированию союзнических отношений между пост советскими странами. Холодное отношение России к этим инициативам также исходит из отсутствия четко сформулированной политической воли к федерализации (в том числе и реанимации федеративных отношений).

В свою очередь, инициативы России развивать военно-политическое сотрудничество не находят должного понимания у постсоветских республик. Неслучайно, что Организация Договора о коллективной безопасности (ОКДБ) как единый военно-политический союз ни разу не участвовал в боевых операциях. Закономерной является оттяжка реализации инициативы по интеграции ОДКБ и ЕврАзЭС, озвученной на совещании руководителей Секретариатов двух организаций в 26 декабря 2006 года. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) в статусном отношении не является ни военным блоком, как НАТО, ни открытым регулярным совещанием по безопасности, как Асеановский региональный форум АСЕАН, занимая промежуточную позицию26. Представлять ШОС как достижение российской дипломатии является неуместным. Созданная как инструмент демилитаризации приграничной полосы отдельных стран СНГ и Китая, эта организация превратилась в эффективный инструмент продвижения китайских интересов на постсоветском пространстве.

Формирование наднационального сетевого федеративного сообщества государств на пространстве СНГ – это не футуристический проект, а вполне реальная перспектива для развития региона. Основными акторами такой интеграции могут выступить как страны СНГ (Россия, Беларусь, Казахстан), так и Турция. Россия, являясь наследницей Византийской империи и Золотой Орды, может выступить в роли интегратора, объединяя вокруг себя славянские (Беларусь, Украина, Сербия) и тюркские (Турция, Казахстан, Киргизстан, Узбекистан) страны.

Противники славяно-тюркского объединения обычно ссылаются на исторические противоречия геополитических интересов, в особенности между с Портой (путем «драматизации» отношений русских княжеств и Золотой Орды, а также на примерах войн между Российской Империей и Оттоманской империей). Хотелось бы обратить внимание на современное состояние франко-германского сотрудничества, которое фактически и является ядром существования и развития Европейского Союза. Именно Франция и Германия являются главными архитекторами Европы.

Продолжительный исторический период Франция и Германия являлись антагонистами (достаточно вспомнить франко-прусскую войну 1870-1871 гг., а также Первую и Вторую мировые войны). Нормализация отношений между странами была зафиксирована лишь во второй половине ХХ века, когда между Французской Республикой и Федеративной Республикой Германией 22 января 1963 года был подписан Елисейский договор. Если проводит исторические параллели с Елисейским договором, то на ум приходит турецко-советские договора 1921 (Московский договор) и 1925 («О дружбе и нейтралитете») годов.

Российская Федерация заключила с Турцией ряд дружественных международных документов (Договор об основах отношений Российской Федерации и Турецкой Республики от 25 мая 1992 года, План действий по развитию сотрудничества между Российской Федерацией и Турецкой Республикой в Евразии от 16 ноября 2001 года, Совместная декларация об углублении дружбы и многопланового партнерства между Российской Федерацией и Турецкой Республикой от 6 декабря 2004 года).

Если говорить о перспективах состоянии российско-турецких отношений, то их можно характеризовать движение по пути «продвинутого, многопланового партнерства». Стороны 13 февраля 2009 года подписали Совместную декларацию о продвижении к новому этапу отношений между Российской Федерацией и Турецкой Республикой и дальнейшем углублении дружбы и многопланового партнерства. Совместная декларация содержит в себе положения о согласовании внешнеполитических курсов, о перспективах развития сотрудничества (в сфере безопасности, экономики, транспорта, культуры и т.д.). Основная цель Совместной декларации – это достижение нового уровня сотрудничества, который бы можно было характеризовать как многоплановое сотрудничество: «Российская Федерация и Турецкая Республика подчёркивают свою глубокую убежденность в том, что за счёт выполнения положений настоящей Совместной декларации существующие между двумя странами отношения и сотрудничество достигнут уровня, определяющего новый этап многопланового партнерства Российской Федерации и Турецкой Республики»27.

Процесс формирования наднационального сетевого федеративного сообщества потребует изменения внутри и внешнеполитических прерогатив. Если говорить о внутриполитическом курсе, то от политического руководства России потребуется:

— заключение нового федерального договора;

— оптимизация количества субъектов (на базе федеральных округов, с трансформацией существующих субъектов в административные единицы);

— отказ от национального принципа деления на субъекты федерации, с созданием условий для представительства наций и национальностей в верхних палатах законодательного органа «укрупненных» субъектов;

— реформа верхней палаты федерального законодательного органа – как органа, аккумулирующего интересы верхних палат «укрупненных субъектов»;

— отказ от практики использования органов конституционного надзора для изменения содержания конституционно-правовых положений;

— четкое ограничение компетенции федерального центра конкретным перечнем полномочий (безопасность и оборона, внешняя политика, формирование единого экономического пространства), в качестве прототипа реформы по ограничению компетенции федеральной власти может быть принято «Любекское заявление» 2003 года, на основе которого в Германии в 2006 году была проведена реформа федеративных отношений;

— отказ от практики «компетенционного» преимущества федеральных органов исполнительной власти;

— отказ от использования местного самоуправления как инструмента «преодоления» полномочий региональных властей;

— справедливое определение долей, отчисляемых в региональный бюджет, с налогов, в том числе и федеральных;

— реформа законодательства о политических партиях (создание региональных партий и их допуск к федеральному законодательному органу);

— введение уведомительного порядка для учреждения юридических лиц, а также общественных объединений.

В сложившейся политической обстановке можно смело утверждать, что у России нет политической воли и отсутствуют политические силы, которые бы провели вышеперечисленные реформы. Аналогичная ситуация и вокруг изменения внешнеполитического курса.

Внешнеполитический курс, целью которого является формирование наднационального сетевого федеративного сообщества, предполагает, что Россия:

— дистанцируется от политических элит в постсоветских республиках, склонных к авторитаризму (антироссийская агитация в постсоветских странах связана не столько с политикой Москвы, а сколько со стремлением новых элит легитимировать свое право на «приватизированное» советское наследство, которое оно не создавало, то есть легитимировать присвоение национального богатства в странах СНГ в ущерб населению этих стран);

— акцентирует внимание на стандарте человеческой жизни;

— создаст устойчивые связи (культурно-образовательные и социально-экономические) с гражданским обществом постсоветских республик;

— войдет в ассоциативные отношения с территориями стран СНГ, претендующими на независимость (так, Российская Федерация не среагировала на инициативы Абхазии и Приднестровья по формированию ассоциированных связей с Россией);

— продвинет проекты по созданию аналогов «еврорегионов» со странами СНГ.

В заключении хотелось бы отметить, что долгосрочная стратегия по формированию наднационального сетевого федеративного сообщества является наиболее приемлемым политическим курсом для России. Эта идея способна сплотить россиян, отвести их от угрозы национализма (как великорусского, так и национальных меньшинств), запустить процессы демократизации в стране, сохранить цивилизационное единство на постсоветском пространстве, реанимировать нравственно-идеологический императив в новой вариации концепта «Москва – Третий Рим» («Москва – новый Царьград»).

Использованная литература:

1.

Cary A. Subsidiarity – Essence or Antidote to European Union? In: Subsidiarity Within the European Community. A.Duff (Ed), L., 1993.
2.

Dougherty J. and Pfaltzgraff R.L. Contending Theories of International Relations. A Comprehensive Survey. 3d ed. N.Y.: Harper Collins, 1990.
3.

Failed states index 2010: рейтинг недееспособности государств мира 2010 года // http://gtmarket.ru/news/state/2010/06/22/2579
4.

Griffits M., O’Callaghan T. International relations: the key concepts. Routledge, 2003.
5.

King P. Federalism and Federation. Baltimor, 1982.
6.

Schmuck O. Der Europaische Bundesstaat: Voraussetzungen, Probleme, Perspektiven. In: Das Europa der Regionen nach Maastricht. H.Klatt (Hg.), Bonn, 1995.
7.

Арбузкин А.М. Конституционное право зарубежных стран. М.: Юристъ, 2004.
8.

Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 1998.
9.

Гайдук В.В. Федеративное государство: конституционно-правовое регулирование отношений между Российской Федерацией и ее субъектами. М.: Издательство «Палеотип», 2004.
10.

Градовский А.Д. Начала русского государственного права. СПб., 1881. Т. 2.
11.

Договор о Европейском Союзе (подписан в г. Маастрихте 07.02.1992)
12.

Зимонин В.П. Шанхайская организация сотрудничества и евразийское измерение безопасности // Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития : Материалы кругл. стола. М.: Ин-т Дальн. Вост. РАН, 2008.
13.

Мещерякова О.М. Наднациональность в праве европейского союза и проблема суверенитета. // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2010.
14.

Моисеев А.А. Соотношение суверенитета и надгосударственности в современном международном праве (в контексте глобализации). // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2007.
15.

Покосовская М.Ю. Российский федерализм: теоретико-прикладные аспекты моделирования. // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук. М., 2007.
16.

Почепцов Г. Революция.сом. Основы протестной инженерию. М.: Издательство «Европа», 2005.
17.

Российское законодательство X-XX веков. Законодательство первой половины XIX века // Под общей ред. О.И. Чистякова. М.: «Юридическая Литература», 1988, Т. 6.
18.

Самигуллин В.К. Конституционное право России: Курс лекций. Уфа: РИО БашГУ, 2004.
19.

Сиджански Д. Федералистское будущее Европы. От Европейского Сообщества до Европейского Союза. М., 1998.
20.

Совместная декларация о продвижении к новому этапу отношений между Российской Федерацией и Турецкой Республикой и дальнейшем углублении дружбы и многопланового партнерства от 13 февраля 2009 года
21.

Фляйнер Т. Швейцария: субсидиарность и разнообразие // Федерализм: российское и швейцарское измерения. Материалы конференции под редакцией Томаса Фляйнера и Рафаэля Хакимова. М., 2001.
22.

Хейвуд Э. Политология. М.: ЮНИТИ-ДАНА.
23.

Цзяньсинь Я. Одно государство, две системы и будущее Тайваня. Пекин: Изд-во «Хуа Вэнь», 1989.
24.

Шульженко Ю.Л. Из истории федерации в России (монархический период). М.: Институт государства и права РАН, 2005.
25.

Ященко А.С. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. Юрьев, 1912.

1 Градовский А.Д. Начала русского государственного права. СПб., 1881. Т. 2., с. 221

2 Российское законодательство X-XX веков. Законодательство первой половины XIX века // Под общей ред. О.И. Чистякова. М.: «Юридическая Литература», 1988, Т. 6, с. 23.

3 Российское законодательство X-XX веков. Законодательство первой половины XIX века // Под общей ред. О.И. Чистякова. М.: «Юридическая Литература», 1988, Т. 6, с. 16-17.

4 Самигуллин В.К. Конституционное право России: Курс лекций. Уфа: РИО БашГУ, 2004, с. 190.

5 Шульженко Ю.Л. Из истории федерации в России (монархический период). М.: Институт государства и права РАН, 2005, с. 95.

6 Ященко А.С. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. Юрьев, 1912. с. 319

7 Гайдук В.В. Федеративное государство: конституционно-правовое регулирование отношений между Российской Федерацией и ее субъектами. М.: Издательство «Палеотип», 2004, с. 52.

8 King P. Federalism and Federation. Baltimor, 1982. р. 70.

9 Фляйнер Т. Швейцария: субсидиарность и разнообразие // Федерализм: российское и швейцарское измерения. Материалы конференции под редакцией Томаса Фляйнера и Рафаэля Хакимова. М., 2001, c. 21.

10 Покосовская М.Ю. Российский федерализм: теоретико-прикладные аспекты моделирования. // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук. М., 2007, с. 12-13.

11 Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 1998. С. 24.

12 Griffits M., O’Callaghan T. International relations: the key concepts. Routledge, 2003, Р. 105-107

13 Почепцов Г. Революция.сом. Основы протестной инженерию. М.: Издательство «Европа», 2005, с. 26.

14 Failed states index 2010: рейтинг недееспособности государств мира 2010 года // http://gtmarket.ru/news/state/2010/06/22/2579

15 Арбузкин А.М. Конституционное право зарубежных стран. М.: Юристъ, 2004. С. 194.

16 Договор о Европейском Союзе (подписан в г. Маастрихте 07.02.1992)

17 Dougherty J. and Pfaltzgraff R.L. Contending Theories of International Relations. A Comprehensive Survey. 3d ed. N.Y.: Harper Collins, 1990. p. 433.

18 Моисеев А.А. Соотношение суверенитета и надгосударственности в современном международном праве (в контексте глобализации). // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2007, с. 11.

19 Сиджански Д. Федералистское будущее Европы. От Европейского Сообщества до Европейского Союза. М., 1998, сс. 44-45, 51-52

20 Schmuck O. Der Europaische Bundesstaat: Voraussetzungen, Probleme, Perspektiven. In: Das Europa der Regionen nach Maastricht. H.Klatt (Hg.), Bonn, 1995, SS. 145-168

21 Гайдук В.В. Федеративное государство: конституционно-правовое регулирование отношений между Российской Федерацией и ее субъектами. М.: Издательство «Палеотип», 2004, с. 24.

22 Мещерякова О.М. Наднациональность в праве европейского союза и проблема суверенитета. // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2010, с. 11.

23 Cary A. Subsidiarity – Essence or Antidote to European Union? In: Subsidiarity Within the European Community. A.Duff (Ed), L., 1993, pp. 45-54.

24 Хейвуд Э. Политология. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005, с. 126.

25 Цзяньсинь Я. Одно государство, две системы и будущее Тайваня. Пекин: Изд-во «Хуа Вэнь», 1989. с. 115 – 116.

26 Зимонин В.П. Шанхайская организация сотрудничества и евразийское измерение безопасности // Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития : Материалы кругл. стола. М.: Ин-т Дальн. Вост. РАН, 2008. С. 202

27 Совместная декларация о продвижении к новому этапу отношений между Российской Федерацией и Турецкой Республикой и дальнейшем углублении дружбы и многопланового партнерства от 13 февраля 2009 года

Шарифов Мехти

Leave a Reply

123