Сны Сандакшатра: Да, Скифы – мы!

Метки: Александр Блок, евразийство, иванов-разумник, культура, национальная идея, поэзия, священная история, Сергей Есенин, скифы

…пусть не русские, а, скажем, “евразийцы” или “скифы”.

Э.Лимонов

“Скифами ” себя называли и Александр Герцен, и Аполлон Григорьев. На “скифскую” тему писали и Брюсов, и Бальмонт, и Сологуб, и Хлебников, и Прокофьев (“Скифская сюита”). “Мы – скифы”, – это говорил не только Блок, но и Андрей Белый, и Сергей Есенин. Ремизов писал о “нашем скифском вихре”, а Волошин — о том, что “широко наше Дикое поле, глубока наша скифская степь”.

Валерий Брюсов, “Скифы”:

Если б некогда гостем я прибыл
К вам, мои отдалённые предки, —
Вы собратом гордиться могли бы,
Полюбили бы взор мой меткий…
Словно с детства я к битвам приучен!
Всё в раздолье степей мне родное!
И мой голос верно созвучен
С оглушительным бранным воем.
Из пловцов окажусь я лучшим,
Обгоню всех юношей в беге;
Ваша дева со взором жгучим
Заласкает меня ночью в телеге…
Я буду как все – и особый.
Волхвы меня примут как сына.
Я сложу им песню для пробы.
Но от них уйду я в дружину.
Гей вы! слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жданному кличу!
У коней развеваются чёлки,
Мы опять летим на добычу.

“Почему была привлекательна идея “скифства” и фигура скифа в культурной ситуации того времени, начала века, – говорит философ Владимир Белоус. Мне кажется, что “скифство” – это отвержение старой культуры, это реакция на усталость старой культуры, скажем так. Культура России к тому времени во многом выдохлась. Во многом! Не будем говорить о вершинах. Во многом из неё вышел, как из газированной воды выходят пузырьки, так и из неё вышел дух. Русская культура начала века была частью той “закатной Европы”, которая заканчивала свой исторический ход. Лучшие люди того времени замечали эту усталость, искали варианты выхода. И одним из выходов из этой сложной историко-культурной ситуации стало “скифство”. “Скифство” – это, безусловно, один из вариантов представлений о Русской Идее, о предназначении Русского Народа, Русской Нации. Миф национального самосознания. Но это специфический миф, потому что национальное начало, как ни парадоксально, здесь не выпячивается. Здесь не подчёркивается национальная особенность “скифа”. Это не “росич”, не “великоросс”, это “скиф”. То есть, как бы человек древнего, ещё до русского мира, который является “профеноменом” (говоря словами Гёте) русской истории. Скиф виделся символом, символом России. Давно замечено, что героические национальные мифы, часто “имеют весьма неприглядную изнанку”. Этот наш “скифский миф” чертовски привлекателен. Тут тебе и удаль, и воля, и бесстрашие, и мужество, и талант. Но талант у него вполне варварский. Культ меча, акинака, которому скифы поклонялись как Богу, легко трансформируется в культ топора. Припоминаете? Суп из топора – густ и наварист, если конечно топор не обмыть после боя, или хуже того, казни. Хотя, следует признать, что “скифский миф” дал первоклассную литературу и просто шедевры.

“Мильоны – вас. Нас тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,-
С раскосыми и жадными очами!..”

А незадолго до создания своих “Скифов” Блок записал в дневнике: “…тычь, тычь в карту рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним… Если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше. И мы широко откроем ворота на Восток… Мы на вас смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо, а на морду вашу мы глянем косящим, лукавым, быстрым взглядом. Мы скинемся азиатами и на вас польётся Восток. Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя уже не ариец. Мы – варвары? Хорошо же. Мы покажем вам, что такое варвары”.

“Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернёмся к вам
Своею азиатской рожей!..
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..”

Андрей Белый говорил, что первейшее праарийское племя было расселено на юге России. Была исконная раса. И скифы – те первичные обитатели, которые в себе сохранили что-то от исконного, исконно арийского. Александр Блок: “Последние арийцы – мы! Европа (её тема) искусство и смерть. Россия – жизнь. С Европой в сознании Блока связывается представление об одряхлении цивилизации, её старении и умирании. “У Европы – склероз, она не гибка и будет ещё истеричность (гордиться, тыкать в нос жёлтым свою арийскую кровь, бояться насилия и т.д., то есть оттягивать, то есть ещё посягать на, неминуемо долженствующую восстановиться, музыку)”. В изображении Блока скифа характеризует, прежде всего, духовный максимализм (“так любить, как любит наша кровь, никто из вас давно не любит…”), жадное стремление всё постигнуть и объять (“Мы любим всё – и жар холодных чисел, / И дар божественных видений…”). Главное – в нём нет духа наживы, умеренности, половинчатости. Западная цивилизация с её противоречиями вся подвластная скифу. Неистощимый запас душевного здоровья в сочетании с жаждой приобщиться к достижениям мировой культуры и характеризует скифов Блока. Такова новая “скифская” Россия. Если раньше исторический долг заключался в том, чтобы держать “щит меж двух враждебных рас – Монголов и Европы”, то теперь эта миссия изменилась. Миссия новой России, каковой она стала после Октябрьской революции, приобрела всемирное значение.

“Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжёт и губит!..
Мы любим плоть – и вкус её, и цвет,
И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжёлых, нежных наших лапах?”

…Первые упоминания о скифах относятся к VIII-VII в. до н. э. Причём упоминаются они и в азиатских клинописных текстах и в “Илиаде”. Гомер их называет “дивными и справедливейшими из смертных”. Позднее это замечание комментировали так: “справедливейшими они являются потому, что не занимаются торговыми делами и сбережением денег. Имеют всё общее, даже жён и детей. Всем владеют сообща, кроме меча и чаши”. О происхождении скифов рассказывают такую легенду. Когда Геракл прибыл в страну, называемую ныне Скифией, кони из его колесницы были таинственным образом похищены. Геракл отправился на поиски, и в пещере неподалёку он нашёл некое существо двойной природы – наполовину ехидну, наполовину деву, которая выше ягодиц была женщиной, а ниже – змеёй. Увидев её и изумившись, Геракл спросил, не видела ли она его коней. Она же сказала ему, что лошади у неё и что она их ему не отдаст, пока он с ней не совокупится. Геракл вступил с ней в связь за такую цену. Ехидна родила от Геракла трёх сыновей: Агафирса, Гелона и Скифа. Уходя, Геракл оставил ей свой лук и посоветовал передать царство тому из сыновей, который, достигнув совершеннолетия, сможет этот лук натянуть. Достаточно силён оказался лишь младший сын – Скиф. Он и стал царём. И от него якобы и произошли скифы. Впрочем, как вы понимаете, миф этот греческий, а греки со скифами не очень-то ладили, и те, разумеется, не признавали себя всего лишь потомками греческого героя. Да ещё от какой-то Ехидны. У Эсхила читаем: “Вот мы пришли в далёкий край земли, на безлюдную пустыню диких скифов”. А Геродот изображал скифскую землю так: “Вся эта страна отличается необычайно холодными зимами. Здесь в течении восьми месяцев мороз такой нестерпимый, что если в это время разлить воду, то грязи ты не получишь. Замерзает море и скифы совершают по льду военные походы”. Геродот повествует, что в древности скифы завоевали всю Азию, достигли Палестины, угрожали Египту. “В течении двадцати восьми лет скифы властвовали над Азией, и за это время они, преисполненные наглости и презрения, всё опустошили. Тогда мидийцы пригласили большую часть из них и, напоив допьяна, перебили”. Вообще пьянство скифов стало легендарным. У того же Геродота есть рассказ об эллине, который “часто общаясь со скифами научился у них пить неразбавленное вино. И от этого сошёл с ума. С тех пор, всякий раз, когда хотят выпить вина покрепче, говорят так: “Налей по-скифски”. У А.С. Пушкина есть вольный перевод из Анакреонта:

“Что же сухо в чаше дно,
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно;
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.”

Древние авторы, греки, римляне, оставили множество жутковатых рассказов об обычаях скифов. “Когда человек становится очень старым, его родственники, собравшись вместе, приносят его в жертву, и, сварив, устраивают пир. Такая смерть у них считается самой счастливой”. “Скиф, убив первого врага, пьёт его кровь. Скольких человек он убьёт в битве, головы их он приносит царю. Если принесёт, – получит долю в добыче, если же не принесёт, – не получит”. “Они сдирают кожу с головы врага. Пользуются ею как платом или продевают в уздечку коня и гордятся этим. У кого этих кожаных платов больше всех, тот считается самым доблестным мужем”. Не только скальпирование, но и чаши из вражьих черепов – это тоже скифский обычай. “Один раз в год каждый начальник округа наполняет вином кратер из которого пьют скифы, убившие врагов. А те, кто этого не совершит, не вкушают этого вина, но презираемые сидят отдельно. Это у них величайшее бесчестие”. “Их женщины тоже ездят верхом, стреляют из луков и сражаются с врагами пока они в девушках. А замуж они не выходят, пока они не убьют трёх неприятелей. Никого не убить считается преступлением. Наказанием за это служит девство. Для большего удобства движений у девочек немедленно после рождения прижигается правая грудь и вследствие этого рука делается свободной для нанесения ударов и для стрельбы из лука”. А ещё “у скифов есть для каждого определённое время, в которое они пожеланию превращаются в волков, а затем снова принимают прежний вид”… В 1917 году в августе, декабре вышли два номера альманаха “Скифы”. Позднее, в начале 20-х в эмиграции в Берлине работало одноимённое русское издательство. Был национальный миф, были здания, собравшие действительно цвет, гордость Русской Культуры – Андрей Белый, А.А. Блок, М.М. Пришвин, А.М. Ремизов, С.А. Есенин, Н.А. Клюев, Л. Шестов, Е.И. Замятин, А.З. Штейнберг, К.С. Петров-Водкин, В.Я. Брюсов. Из альманаха “Скифы”:

С. Есенин:

“Пляшет перед взором
Буйственная Русь.”
“О Русь, взмахни крылами
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встаёт иная степь.”

Н. Клюев:

“Чтоб бездну с зенитом в одно сочетать
Им Бог восприемник, Россия же – мать.”

А. Белый:

“Кипи, огневая стихия!
Безумствуй, сжигая меня!
Россия, Россия, Россия, —
Миссия грядущего дня!”

В. Брюсов:

“Мы ужасали дикой волей мир…
Мы – те, об ком шептали в старину,
С невольной дрожью, эллинские мифы:
Народ, взлюбивший буйство и войну,
Сыны Геракла и Ехидны, – скифы.
Вкруг моря Чёрного, в пустых степях,
Как Демоны, мы облетали быстро,
Являясь вдруг, чтоб сеять всюду страх:
К верховьям Тигра иль к низовьям Истра…
Лелеяли нас вьюга и мороз;
Нас холод влёк в метельный вихрь событий;
Ножом вино рубили мы, волос
Замёрзших звякали льдяные нити!
Наш верный друг, учитель мудрый наш,
Вино ячменное живило силы:
Мы мчались в бой под звоны медных чаш
На поясе, и с ними шли в могилы.
Дни битв, охот и буйственных пиров,
Сменяясь, облик создавали жизни…
Как было весело колоть рабов,
Пред тем, как зажигать костёр на тризне!..
Иль, окружив сурового жреца,
Держа в руке высоко факел дымный,
Мы, в пляске ярой, пели без конца
Неистово – восторженные гимны!”

Брюсовские скифы этнографичны. Скифы Блока – это идеологическое единство. Они близко стоят к декларации, которая открывала первый сборник “Скифы”: “Скиф. Есть в слове этом, в самом звуке его свист стрелы опьянённой полёт. Нет цели, против которой побоялся бы напрячь лук он, скиф! Нет предрассудка, который бы ославил бы руку, когда она накладывает тетиву; нет Бога, который нашептал бы сомнения там, где ясен и звучен призыв жизни”. Скиф – смелый открыватель новых путей в жизни, обладающий жаждой цельности, Душевным здоровьем. (“Разве скиф – не всегда готов на мятеж?”) Он вечный бунтарь, лишённый исторических предрассудков: “Ибо нет в каноне его жизни ни скопческих запретов клириков единоспасающей Правды – Истины, ни втройне лицемерных запретов Правды – Справедливости. Ничего – кроме Жизни, кроме Правды – красоты, изначальной, истинной, и Справедливость и Истину определяющей Правды”. Этот скиф изображён Блоком. Так сказать, отцом-основателем и главным проповедником “скифства” был левый эсер Иванов-Разумник, выдающийся русский критик и, может быть, ещё более выдающийся редактор. Его сравнивали с Дядькой Черномором, выведшим на берег тридцать три богатыря. Говорят, именно он открыл талант Евгения Замятина. Ещё в 1912 году Иванов-Разумник взял себе литературный псевдоним “Скиф”. Он был одним из авторов, пожалуй, единственного “скифского манифеста” – предисловие к первому сборнику “скифов”. “… В разрушении и творчестве Скиф не ищет другого творца, кроме собственной руки. Руки человека вольного и дерзающего”. Философ Владимир Белоус: “Скифы” прозвучали в атмосфере 1917 года как культурная гроза над той эпохой. Говоря о содержании “скифских” идей, можно употребить термин, который сам Разумник считал главным для себя, – духовный максимализм. Духовное преображение. Признание того, что гроза необходима, а следовательно, и закономерное явление в человеческой истории. Азон, который приходит в мир, он должен быть принят. В этом виделась задача духовной революции. Неслучайно, программная статья Иванова-Разумника называется “Испытание в грозе и буре”. Неслучайно, это повторяющееся из статьи в статью сравнение с эпохой раннего христианства. Христианство приходило в мир не благостно, не как принятая всеми идея, а как разрушающее устои мира старого, приносящее и кровь, и мусор, и многое-многое другое. “Скиф” по природе своей бунтарь. По природе своей начало антимещанское. Он восстаёт против всех норм не потому, что плохи нормы, а потому, что эти нормы навязываются ему государственной, церковной властью. “Скиф” говорит: “Я не хочу жить по тем правилам, которые даровала мне власть”. Он выставляет другой принцип: “Да будет воля моя”. Не воля Господня, не политическая воля господствующих сил, а “Да будет воля моя”. Вот принцип “скифа”. Может быть самое точное определение “скифства” находим в их манифесте: “”Скифство” – это вечная революционность не примирённого и непримиримого духа. Оправдание революции.”. Георгий Федотов писал: “Не столько атаман Махно, сколько Блок и Есенин сделали Октябрьскую революцию национальной, то есть грех её всенародным”. Николай Бердяев: “”Скифская” идеология явилась формой одержимости революционной стихией. Своего рода языческий национализм, уходящий корнями в нехристианский или антихристианский миссионизм”. Иванов-Разумник: “Христианство не удалось. Христианство было духовным динамитом, а стало для человечества вязкой глиной. Оно должно было низвести огонь на землю и затопило её пресной водой. Духовный максимализм, катастрофизм “скифства”, должен открыть путь к подлинному освобождению человечества, которое так и не удалось христианству”. “”Скифы” – эти профессиональные певцы революции, бодро разводящие трепака по лужам крови”. “Говорите, погибла Россия? Какая Россия? Гибнет географическая родина. Гибнет великодержавное отечество. И в гибели его нарождается, укрепляется отечество внутреннее – Родина Духовная”. Андрей Белый писал: “Взглянувши на нынешнюю Россию, вы созерцаете проткнутые рёбра, перекрученные руки, препоясанные чресла и восклицаете: “И вот это – Христос?” Но это воскресло!”. Алексей Ремизов “Слово о погибели Русской Земли”:
“Я не раз отрекался от тебя в былые дни. В отчаянии проклинал тебя за крамолу и неправду твою.
Я не русский, нет правды на русской земле!
Но теперь – нет, я не оставлю тебя и в грехе твоём, и в беде твоей, вольную и полонённую, свободную и связанную, святую и грешную, светлую и тёмною.
И мне ли оставить тебя – я русский, сын русского, я из самых недр твоих…
За какой грех или за какую смертную вину тебя посетил гнев Божий?..
Русский народ, что ты сделал?
Искал своё счастье… Одураченный, плюхнулся свиньёй в навоз.
Поверил.
Кому ты поверил? Ну, пеняй теперь на себя, расплачивайся…
Где Россия твоя?
Пусто место…
И где совесть твоя, где мудрость, где крест твой?..
Ободранный и немой стою в пустыне, где была когда-то Россия…
Всё, что у меня было, всё растащили…
Что мне нужно? – Не знаю.
Ничего мне не надо. И жить незачем…
Хочу неволи вместо свободы, хочу рабства вместо братства, хочу уз вместо насилия.
Опостылела бездеятельность людская, похвальба, залётное пустое слово.
Скорбь моя беспредельная…
И нет спасения свыше…
И свилось небо, как свиток.
И нету Бога…
Чёрная бездна разверзлась вверху и внизу…
И чем громче кричит человек, тем страшнее ему”.
В ответ Ремизову Иванов-Разумник напечатал свою статью “Две России”: “Христос родился не к миру всего мира. Нет мира там, где есть тяжёлый крестный путь. Сам о себе сказал Он: “Не мир пришёл я принести, но меч. Не мир, но разделение. Отец будет против сына, и сын пойдёт на отца, мать на дочь и дочь на мать”. И всё, что сказано в Вечной Книге о крестном пути, всё от слова до слова можно повторить теперь о Русской революции. Да, меч прошёл через наши души. Да, все мы разделились на два стана. И пропасть между нами. И по одной стороне провал – остались все люди Ветхого Завета, обитатели старого мира, озабоченные спасением старых ценностей: государство, церковь, быт, а по другой стороне стоят те, кто не боялся душу погубить, чтобы спасти её, стоят люди Нового Завета, чающие Мира Нового. Духовному революционеру противостоит духовный старовер. И нет примирения, нет понимания, нет и не будет надолго”. Философ Владимир Белоус: “Противники, конечно, увидели в “скифстве” апологетику варварства. “Скифы” были объявлены симптомом разрушения. Они как бы оправдали большевистскую власть. Этот упрёк достаточно серьёзен. “Скифы” не пели осанну большевикам, они были противниками. И можно привести такую аналогию, собственно “скифы” её сами и проводили. Христианство древнего мира было убито, уничтожено, смертвлено церковью. Так и Русская революция, по словам “скифов”, была убита, уничтожена большевиками. Христианство не удалось, так и революция не удалась. Её – революцию, стихию, эту “степную кобылицу”, по образному выражению Александра Блока, оседлали большевики, превратили в извозчичью клячу. Вот какой итог революции. Вот что в результате получилось”. Недаром Иванов-Разумник говорил: “Кто такой подлинный революционер? Тот, кого надо повесить на другой день после революции”. И в последствии пользовался псевдонимом “Удушьев”. И недаром Замятин писал: “У подлинного скифа нет никаких междудвухстульных “или”: он работает только для далёкого будущего, и никогда – для близкого, и никогда – настоящего; поэтому для него один путь: Голгофа, и нет иного; поэтому для него единственно-мыслимая победа: быть распятым, и нет иной. <...> Удел подлинного скифа – тернии побеждённых; его исповедание – еретичество; судьба его – судьба Агасфера; работа его – не для ближнего, но для дальнего. А эта работа во все времена, по законам всех монархий и республик, включительно до советской, оплачивалась только казённой квартирой: в тюрьме”.

Константин Бальмонт “Скифы”:
“Мы блаженные сонмы свободно кочующих скифов,
Только воля одна нам превыше всего дорога.
Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов,
От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.
Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи
От востока на запад молитвенным светят лучом.
Только богу войны тёмный хворост слагаем мы в кучи
И вершину тех куч украшаем железным мечом.
Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем,
И бесстрашно насытим мы алчные души свои.
И всегда на врага тетиву без ошибки натянем,
Напитавши стрелу смертоносною желчью змеи.
Налетим, прошумим – и врага повлечём на аркане,
Без оглядки стремимся к другой непочатой стране.
Наше счастье – война, наша верная сила – в колчане,
Наша гордость – в незнающем отдыха быстром коне.”
Древние авторы величали скифов непобедимыми. Кстати, ведь именно они, скифы, считаются изобретателями партизанской войны. Той самой тактики, которая принесла России победу в обеих Отечественных войнах в прошлом и в нынешнем (XX) веке. Непобедимыми скифов прозвали после того, как в 512 году до н.э. они разгромили армию персидского царя Дария I.

В основу статьи легла передача А.Кошелева “Антология скифства” и статья Е. Ивановой “Блоковские “Скифы”

А-Туран